Конфуцианско-буддийская политическая культура
Духовный портрет конфуцианско-буддийской культуры многолик – здесь переплетаются множество самобытных народных религий, буддизм, даосизм, легизм, синтоизм, шаманизм, но приоритет конфуцианско-буддийской культуры очевиден. Такие страны, как Япония, Сингапур, Южная Корея, Тайвань, Гонконг, Сингапур являются наиболее яркими представителями этой цивилизации.
Более 2 тысячелетий свод этических правил конфуцианства имел такое же значение, как десять заповедей Христа. Вопрос о том, каким образом древнейшие философские учения оказывают влияние, по-прежнему остается предметом дискуссий. Основанное на гуманной этике, конфуцианское общество управляется в соответствии с пятью принципами отношений: отец должен относиться к сыну доброжелательно, а сыновья к отцу с сыновней почтительностью; старший брат должен относиться к младшему с добротой, а младший - к старшему с уважением; муж должен относиться к жене справедливо, а жена к мужу - услужливо; правитель должен относиться к подданным благожелательно, а подданные - с верностью.
Что касается буддийской этики, то Н. Кандзи исследовал роль буддийской этики в политической модернизации Японии. Ему удалось доказать, что буддизм наряду с конфуцианством поддерживал этику мирского аскетизма, трудолюбия, бережливости, накопительства, поклонения старшим, преданность государству. Н. Кандзи приводит наиболее важные заповеди буддийской секты «Чистая земля»: работай усердно дома, не играй в азартные игры, будь умеренным в бесцельной роскоши и т. д.
Однако в последние десятилетия страны конфуцианской Азии делают особый акцент на прагматических аспектах своей духовности. После вековой униженности индустриальная Азия как бы демонстрирует инструментальный рационализм: менталитет «азиатских драконов» как бы пронизан духом меркантилизма, коммерциализации и конкуренции.
Однако обратимся к исследованиям социологов. В качестве примера проанализируем данные Института Социологии Народного университета в Пекине. В начале 90-х годов университет проводил широкомасштабные исследования в 13 провинциях и городах Китая. Из 14 основных качеств личности положительную оценку получили следующие: совесть, преданность, сыновья почтительность, гуманность, интеллект, трудолюбие, бережливость, рыцарство, приверженность середине. Все они относятся к традиционной конфуцианской системе ценностей. Далее в порядке убывания следуют прагматизм, утилитаризм, личные достоинства, повиновение, лживость, завистливость. Итак, большинство китайцев по-прежнему разделяют традиционные ценности.
Интересно отметить, что долгое время западные политологи разделяли мнение, что конфуцианские ценности являются тормозом на пути развития стран АТР и враждебны духу экономического развития. Западные политологи выделили четыре основных принципа организации конфуцианского общества, которые, по их мнению, препятствуют развитию либерального общества:
- клановый характер – выдвижение на первое место интересов семьи;
- право наследования за всеми детьми (как фактор распыления капитала);
- чрезмерное внимание к личному накоплению (как препятствие на пути обращения капитала);
- жесткая социальная иерархия, в которой ремесленники и торговцы занимают нижнее место в социальной иерархии (как препятствие на пути развития среднего класса).
Однако практика социально-экономического развития «азиатских драконов» опровергла схемы западных политологов. Опираясь на авторитарно-патриархальную модель, они создали климат нетерпимости к хозяйственной безответственности и к роскоши. Этот климат позволил обеспечить необычайно высокую долю накопления: более трети валового национального продукта. Одновременно государством был обеспечен жесткий экономический протекционизм по отношению к национальной промышленности и торговле. Транснациональные корпорации не допускались на внутренний рынок до тех пор, пока национальные предприятия не получили реальной возможности с ними конкурировать.
Приверженность к канонам в политике – одна из важных черт современного политического процесса в странах конфуцианско-буддийского направления. Если политик, обращаясь к аудитории, использует в качестве аргумента исторический факт, он неизменно встречает благосклонный прием. Все это позволяет сделать вывод о том, что древность вошла в политическую культуру как основание института политической традиции.
Таким образом, соединение конфуцианской традиции с буддийскими заповедями способствовало формированию единой, патриархальной культуры межличностного отношения. Согласно конфуцианству, государство – нечто изначально присущее миру, порядок, установленный Небом. Такое отношение породило двоякого рода представления: с одной стороны, не делалось различий между церковью и государством, с другой стороны – государство воспринималось как-то, чему необходимо поклоняться. Такая точка зрения представляет собой этатизм (подданническая культура). И сегодня он разделяется большинством жителей АТР.
Например, китайская газета «Цзинцзи жибао» опубликовала анализ экономического развития АТР в 1996 году, в котором сделан вывод о том, что одной из главных причин азиатского экономического чуда является стремление правительства многих азиатских государств играть руководящую роль в экономике. В газете говорилось, например, что в Сингапуре были осуществлены два пятилетних плана и два десятилетних плана и т. д.
Еще одним важным принципом организации социально-политического пространства в странах АТР является способ реализации больших государственных идей, что является следствием этатизма. «Государство, добившееся сосредоточения всех усилий народа на Едином хотя бы на один год, будет могущественно 10 лет; государство, добившееся сосредоточения на Едином на 10 лет, могущественно 100 лет» (Книга правителей Шан). Жители АТР склонны воспринимать государственные идеи и поддерживать их. Например, экономика Японии после военных лет поднималась, в том числе на добровольные пожертвования пенсионных и личных накоплений.
Таким образом, лояльность, умеренность, гармония, коллективизм – вот наиболее важные ценности конфуцианско-буддийской политической культуры.
Как же традиционное общество воспринимает ценности других культур. Т. Ишида внимательно исследовал этот вопрос на примере восприятия японцами и китайцами ценностей западной демократии. Он отмечал, что такие привычные для европейцев понятия, как «гражданское общество», «политическая свобода», «права человека» были здесь изначально чужими. Перевод английского слова «свобода» на китайский имеет другой смысловой оттенок – эгоистичный, своевольный, более подходя под бранное выражение.
Сами японцы так характеризуют феномен «адаптирующего коллективизма» - коллективное управление. Данные установки нашли отражение в пословицах: «Не бойся немного согнуться, прямее выпрямишься», «Где люди горюют, горюй и ты». Таким образом, накопление «демократического потенциала» шло по пути не прямого заимствования западных стереотипов, а формирования собственных элементов демократической культуры.
Как известно, одним из ключевых вопросов демократии является вопрос о взаимоотношениях между личностью и обществом. Приоритет общественных интересов перед частными, способность личности поступиться своими интересами, а иной раз и правами ради общего блага – все это органично присуще современной политической культуре этих стран.
Правоведы и политологи из Европы, знакомясь с японским судопроизводством, бывают крайне удивлены ничтожно малым по сравнению с Западом количеством гражданских дел. Японец, терпящий убыток по чьей-то вине, реагирует на ситуацию совершенно иначе, чем европеец. Обращение в суд с требованием возместить убытки рассматривается почти как вымогательство, поэтому японцы стараются воздерживаться от таких действий. Даже незначительная компенсация, далеко не соответствующая понесенным убыткам, расценивается потерпевшей стороной как искреннее желание возместить ущерб, обычно принимается с благодарностью.
Таким образом, политическая культура групповой ориентации, восточное неиндивидуалистическое правовое и гражданское сознание, основанное на компромиссе, способность к реинтерпретации ценностей в духе современности с опорой на национальную традицию характерно для стран конфуцианско-буддийской ориентации. Успех этих стран показал, что благополучие нации складывается не только из экономических показателей, оно в немалой степени вырастает из духовного единства народа, поверившего в свои силы.
Более 2 тысячелетий свод этических правил конфуцианства имел такое же значение, как десять заповедей Христа. Вопрос о том, каким образом древнейшие философские учения оказывают влияние, по-прежнему остается предметом дискуссий. Основанное на гуманной этике, конфуцианское общество управляется в соответствии с пятью принципами отношений: отец должен относиться к сыну доброжелательно, а сыновья к отцу с сыновней почтительностью; старший брат должен относиться к младшему с добротой, а младший - к старшему с уважением; муж должен относиться к жене справедливо, а жена к мужу - услужливо; правитель должен относиться к подданным благожелательно, а подданные - с верностью.
Что касается буддийской этики, то Н. Кандзи исследовал роль буддийской этики в политической модернизации Японии. Ему удалось доказать, что буддизм наряду с конфуцианством поддерживал этику мирского аскетизма, трудолюбия, бережливости, накопительства, поклонения старшим, преданность государству. Н. Кандзи приводит наиболее важные заповеди буддийской секты «Чистая земля»: работай усердно дома, не играй в азартные игры, будь умеренным в бесцельной роскоши и т. д.
Однако в последние десятилетия страны конфуцианской Азии делают особый акцент на прагматических аспектах своей духовности. После вековой униженности индустриальная Азия как бы демонстрирует инструментальный рационализм: менталитет «азиатских драконов» как бы пронизан духом меркантилизма, коммерциализации и конкуренции.
Однако обратимся к исследованиям социологов. В качестве примера проанализируем данные Института Социологии Народного университета в Пекине. В начале 90-х годов университет проводил широкомасштабные исследования в 13 провинциях и городах Китая. Из 14 основных качеств личности положительную оценку получили следующие: совесть, преданность, сыновья почтительность, гуманность, интеллект, трудолюбие, бережливость, рыцарство, приверженность середине. Все они относятся к традиционной конфуцианской системе ценностей. Далее в порядке убывания следуют прагматизм, утилитаризм, личные достоинства, повиновение, лживость, завистливость. Итак, большинство китайцев по-прежнему разделяют традиционные ценности.
Интересно отметить, что долгое время западные политологи разделяли мнение, что конфуцианские ценности являются тормозом на пути развития стран АТР и враждебны духу экономического развития. Западные политологи выделили четыре основных принципа организации конфуцианского общества, которые, по их мнению, препятствуют развитию либерального общества:
- клановый характер – выдвижение на первое место интересов семьи;
- право наследования за всеми детьми (как фактор распыления капитала);
- чрезмерное внимание к личному накоплению (как препятствие на пути обращения капитала);
- жесткая социальная иерархия, в которой ремесленники и торговцы занимают нижнее место в социальной иерархии (как препятствие на пути развития среднего класса).
Однако практика социально-экономического развития «азиатских драконов» опровергла схемы западных политологов. Опираясь на авторитарно-патриархальную модель, они создали климат нетерпимости к хозяйственной безответственности и к роскоши. Этот климат позволил обеспечить необычайно высокую долю накопления: более трети валового национального продукта. Одновременно государством был обеспечен жесткий экономический протекционизм по отношению к национальной промышленности и торговле. Транснациональные корпорации не допускались на внутренний рынок до тех пор, пока национальные предприятия не получили реальной возможности с ними конкурировать.
Приверженность к канонам в политике – одна из важных черт современного политического процесса в странах конфуцианско-буддийского направления. Если политик, обращаясь к аудитории, использует в качестве аргумента исторический факт, он неизменно встречает благосклонный прием. Все это позволяет сделать вывод о том, что древность вошла в политическую культуру как основание института политической традиции.
Таким образом, соединение конфуцианской традиции с буддийскими заповедями способствовало формированию единой, патриархальной культуры межличностного отношения. Согласно конфуцианству, государство – нечто изначально присущее миру, порядок, установленный Небом. Такое отношение породило двоякого рода представления: с одной стороны, не делалось различий между церковью и государством, с другой стороны – государство воспринималось как-то, чему необходимо поклоняться. Такая точка зрения представляет собой этатизм (подданническая культура). И сегодня он разделяется большинством жителей АТР.
Например, китайская газета «Цзинцзи жибао» опубликовала анализ экономического развития АТР в 1996 году, в котором сделан вывод о том, что одной из главных причин азиатского экономического чуда является стремление правительства многих азиатских государств играть руководящую роль в экономике. В газете говорилось, например, что в Сингапуре были осуществлены два пятилетних плана и два десятилетних плана и т. д.
Еще одним важным принципом организации социально-политического пространства в странах АТР является способ реализации больших государственных идей, что является следствием этатизма. «Государство, добившееся сосредоточения всех усилий народа на Едином хотя бы на один год, будет могущественно 10 лет; государство, добившееся сосредоточения на Едином на 10 лет, могущественно 100 лет» (Книга правителей Шан). Жители АТР склонны воспринимать государственные идеи и поддерживать их. Например, экономика Японии после военных лет поднималась, в том числе на добровольные пожертвования пенсионных и личных накоплений.
Таким образом, лояльность, умеренность, гармония, коллективизм – вот наиболее важные ценности конфуцианско-буддийской политической культуры.
Как же традиционное общество воспринимает ценности других культур. Т. Ишида внимательно исследовал этот вопрос на примере восприятия японцами и китайцами ценностей западной демократии. Он отмечал, что такие привычные для европейцев понятия, как «гражданское общество», «политическая свобода», «права человека» были здесь изначально чужими. Перевод английского слова «свобода» на китайский имеет другой смысловой оттенок – эгоистичный, своевольный, более подходя под бранное выражение.
Сами японцы так характеризуют феномен «адаптирующего коллективизма» - коллективное управление. Данные установки нашли отражение в пословицах: «Не бойся немного согнуться, прямее выпрямишься», «Где люди горюют, горюй и ты». Таким образом, накопление «демократического потенциала» шло по пути не прямого заимствования западных стереотипов, а формирования собственных элементов демократической культуры.
Как известно, одним из ключевых вопросов демократии является вопрос о взаимоотношениях между личностью и обществом. Приоритет общественных интересов перед частными, способность личности поступиться своими интересами, а иной раз и правами ради общего блага – все это органично присуще современной политической культуре этих стран.
Правоведы и политологи из Европы, знакомясь с японским судопроизводством, бывают крайне удивлены ничтожно малым по сравнению с Западом количеством гражданских дел. Японец, терпящий убыток по чьей-то вине, реагирует на ситуацию совершенно иначе, чем европеец. Обращение в суд с требованием возместить убытки рассматривается почти как вымогательство, поэтому японцы стараются воздерживаться от таких действий. Даже незначительная компенсация, далеко не соответствующая понесенным убыткам, расценивается потерпевшей стороной как искреннее желание возместить ущерб, обычно принимается с благодарностью.
Таким образом, политическая культура групповой ориентации, восточное неиндивидуалистическое правовое и гражданское сознание, основанное на компромиссе, способность к реинтерпретации ценностей в духе современности с опорой на национальную традицию характерно для стран конфуцианско-буддийской ориентации. Успех этих стран показал, что благополучие нации складывается не только из экономических показателей, оно в немалой степени вырастает из духовного единства народа, поверившего в свои силы.