Феномен российской политической культуры сегодня является предметом напряженного научного анализа. Изучая весь спектр политической культуры, можно получить только позитивистски-нейтральную модель. На самом деле это далеко не так: политические интересы россиян сегодня, так же как и раньше во многом детерминированы культурными ценностями. Прежде всего, для политической культуры России присуще многослойность, многоярусность политической культуры. И если прав Флоровский, что «русская душа издавна живет и пребывает во многих веках и возрастах сразу, расплывается во временах», то российское политическое время не имеет строго алгоритма, оно растекается, соединяя в себе противоречивые пласты.

Что же сегодня выходит на поверхность политической культуры России.

Особенность цивилизационного развития России состоит в том, что доминантной формой социальной интеграции в ней выступает государственность, задающая для российского общества единый символический универсум и нормативно-ценностный порядок. Основными структурами этого универсума выступают, прежде всего, этатизм и патернализм, которые в настоящее время являются доминирующими культурными архетипами евразийского суперэтноса. Этатизм в качестве культурного архетипа ориентирует российское общество или на «подчинение» государственной власти, или на ее «ниспровержение», но только не на диалог с нею, не на создание механизмов по нахождению компромиссов и учета общественного мнения в процессе принятия государственно-политических решений.

Патернализм как культурный архетип представляет собой установку на необходимость постоянного попечительства со стороны государственной власти. В современной России эта особенность актуализирует формирование в качестве базовой ценности сильного социального государства, попечительски заботливого к нуждам своих граждан, способного, с одной стороны, эффективно решать социальные задачи развития российского общества, а с другой – навести в нем необходимый порядок.

Что касается современного состояния политической культуры России, то здесь наблюдаются противоречивые тенденции. С одной стороны, деморализованность российского общества перед натиском американизации во всех сферах общественной жизни. Политическая элита откровенно проповедует западные ценности, самоутверждается путем отрицания собственной культуры. Это возмущает не только патриотически настроенных россиян, но удивляет даже иностранцев. В ответ на крайности западной фазы Россия всегда выстраивала свою идентичность как восточная держава, опирающаяся на религиозный, нравственный фундамент православия.

Обратимся к политической истории России. Первое, что бросается в глаза – отсутствие активного словесного творчества, это как бы искусство молчания. Только икона свидетельствует о глубинных пластах православной культуры. Несомненно, это связано с традицией умолчания, с воздержанностью от выговаривания, свойственной православной церкви.

Второй важный момент политической культуры связан с кризисом древнерусской культуры, с отречением от греков в самый сложный момент национального самоопределения. Этот кризис был связан с потребностью в церковно-политической независимости от Константинополя, когда Иван Грозный заявил: «Наша вера христианская, а не греческая». Можно предположить, что именно этот разрыв на важном этапе становления определил форму национального кода культуры: он с самого начала сложился как двузначный, амбивалентный. В нем борются два начала: национальное, языческое и привнесенное, христианско-византийское.

И поскольку, языческие стихии так и не были окончательно укрощены, не прошли «умного испытания», то реванш язычества на разных этапах политической истории, оборачивался русскими бунтами против иноземцев и привнесенной ими культуры. Опричники Ивана Грозного в XVI веке, большевики в XX веке, «новые русские» в XX и XXI веках – это вырывание наружу языческой силы, отрицающей нормы морали и культуры.

Таким образом, языческое отрицание в политике – это страстное стремление уничтожить, яростное разрушение, которое рождает особую религию отрицания. Феномен вождизма в политической культуре также сформировался языческими импульсами, требующими безусловного утверждения культа силы – культа политического вождя.

Роковая двойственность национального кода культуры определяет основные архетипы российской политической культуры, и, прежде всего, главный архетип, сказанный старцем Филофеем: «Яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быть». Говоря современным языком, это сложившееся убеждение: Москва – третий Рим. Это метафора стала ключевой в долгих политических поисках российской культуры. Третий Рим как бы создает новый образ, но предыдущие являются примером для подражания. Отсюда поиски то абсолютно самостоятельного пути развития, то повтор чужых ценностей на русской земле. Отсюда соблазн политических отречений и отрицаний, поиск между новым и старым: не успев принять и усвоить византийскую традицию, русская власть от нее отказывается. И повелось потом на Руси «отрекаться от старого мира». Каждый новый властитель начинает с кампании «политических разоблачений». Отсюда драматичность политической истории России.

Непостоянство российских политиков порождает их всемирную отзывчивость – повышенную отзывчивость к иноземным влияниям. Россия периодически попадает под влияние иноземных политических ценностей, адаптирует чужой политической опыт. Отсюда вечный вопрос и поиск русской властью: где национальная идея.

Одной из составляющей национальной идеи - «Москва – третий Рим». Это амбициозная политическая претензия на мировое господство, которую использовал каждый крупный государственный деятель. Но все они забывали, или не обращали внимания на основной смысл слов Филофея, суть которых заключается в том, что необходимо блюсти и хранить чистоту веры и творить заповеди. Но как раз о православной вере меньше всего думали великие русские князья. Сегодня вместо высоких нравственных принципов национальной культуры, современные политические лидеры уповают на прагматизм, они гораздо больше надеются на универсальные политические механизмы, чем на человека и его культуру. Но парадокс прагматизма заключается в том, что он подрывает духовную составляющую. Политические институты для успешного функционирования нуждаются в активной творческой национальной интерпретации и подпитке. Если на политической арене превалирует денежный интерес, то это однозначно ведет к саморазрушению системы, которая потянет в стихии саморазрушения ее акторов. Политики национального масштаба никогда не состоится без веры в долговременную перспективу социокультурного развития своего народа.

Вторым важным следствием поиска особого пути России является тема апокалиптики политического времени. Русское политическое время неизменно испытывает напряжение «надвигающегося конца истории». Рождается идея – что именно от Москвы зависит судьба истории. Поэтому в русском политическом сознании неразрывно связаны судьбы России и мира – русская душа болеет более мировыми проблемами. Уже в XVI веке выдвигается учение о святой России, о ее мировом значении. Это порождает особое отношение к правителю, как спасителю или, наоборот, душегубу. Архетип российской политической власти с самого начала формируется как бинарный, радикально амбивалентный. В целом, русская духовность делит мир на две ипостаси – свет и тьма, но особенно остро это ощущается в политической власти. Российский лидер должен быть «сам себе оппозиционером», чтобы соответствовать народному восприятию. И сегодня русский народ хорошо воспринимает такого лидера, для которого характерна высокая самокритичность. Это нашло отражение в пословице: «За битого двух не битых дают».

Русская душа то возвеличивает «хорошего царя», то гневно клеймит «плохого царя», охотно веря в мистификации «подмены царя» и т. д. Даже в наши дни СМИ достаточно часто печатают слухи о двойниках Ельцина, Лужкова и других видных политических деятелях. Деспотичный и своенравный Иван Грозный был популярен в народе: одним он объявлял свою милость, другим – свой гнев, чернил служивое дворянство и даже духовенство перед народом. Но, претерпев все жестокости законного царя Ивана Грозного, русский народ отказывался служить «незаконному Борису Годунову», хотя тот всеми силами старался сыграть роль царя-избавителя.

Магическая вера в сакральность законной царской власти – вот истинная причина того, почему в России так трудно оппозиции завоевать народную любовь. Но если власть в глазах народа сакральна, то народ в глазах власти сакральности лишен. Известно изречение: Россия – страна господ, страна рабов. Там, где есть господин, там есть и его холоп. Феномен этот не изжит и сегодня. Стоит кому-либо подняться по социально-имущественному положению вверх, то в большей степени это влечет и нигилистическое отношение к нижестоящим людям, отношение к ним как к холопам. Анекдоты про новых русских отчасти и на эту тему. С другой стороны, этот парадокс безмерного холопства порождает феномен юродивого – специфичного российского трибуна из народа, смело нападающего на государственную власть, которая склоняется перед сакральным величием юродства. Во имя высшей правды юродивые открыто и смело говорят власти в лицо о ее прегрешениях и преступлениях перед народом. Благодаря таинственным механизмам социокультурных превращений аскеза юродства продолжает существовать. Василий Блаженный, Распутин, Солженицын, Жиреновский продолжают эту традицию.

Русское слово - правда - трудно переводится на другие языки. Оно одновременно означает и истину, и справедливость, и естественное и моральное право. Русский народ всегда искал правду. Это особенность русской души, ее не устраивает половина, полутона, это либо белое, либо черное, либо добро, либо зло.

Феномен правдоискательства провоцирует русский народ на оптимистические поиски «земного рая» - это вера в коммунизм, воскрешение Христа – спасителя и т. д. Эта способность жить будущей идеей глубоко укоренена в народном сознании и часто эксплуатируется прагматичными политиками. Российские политические лидеры привыкли обещать светлое завтра в надежде, что перетерпит трагическое сегодня. Об этом хорошо сказал Бердяев: «Россия – страна бесконечной свободы и духовных далей, страна далей, страна странников, скитальцев и юродивых». Внутреннюю свободу русского народ Бердяев противопоставлял внутренней несвободе западного человека, закрепощенного мещанскими нормами.

Теория экономического человека имеет яркую цивилизационную окраску – она отражает специфику западного типа жизнеустройства и демонстрирует инструментальное отношение к миру. Благодаря инструментальному отношению к миру Запад демонстрирует высокие темпы материального развития, но уже сейчас стандарт технологического человека ведет к кризису культуры, поскольку идеал такого развития – потребительское общество, которое разрушает высокие культурные мотивации.

Завершая, необходимо подчеркнуть, русская культура не раз демонстрировала миру свою высокую жизнестойкость. Причиной (одной из них) является образ человека, созданный православной традицией: он многомерен и пластичен.

Русские философы часто использовали сравнение, идущее от Плотина: «я» подобен листу на дереве, который не соприкасается с другими листочками, или случайно, но внутренне связан с общим корнем, а, следовательно, связан и со всеми листьями, следовательно, ведет общую жизнь. Элемент соборности в русском сознании – это особый имеющий огромный потенциал дар, который в самые трудные минуты спасал народ и страну. И то, что сегодня именно эта русская традиция воспринимается с нигилизмом – трагедия русской культуры. И если бы эта духовная традиция не прерывалась, она привела к формированию этикоцентристской модели гражданского общества. Именно в ней сила и потенциал русской истории.